(Музыкант)

[lovetime]

Моя автобиографическая история о первой любви в художественной форме. В этой девочке со смычком в руках вы можете узнать себя))



((Музыкант))



Эта история произошла давным-давно с одной девочкой, к которой пришла первая любовь. Как всегда, без стука, она просто распахнула дверь и вошла в ее сердце, хотя ее никто не звал. Казалось бы, безответная любовь бывает у каждой второй девчонки, но ведь от этого не становится легче. Такая любовь слепа и глуха, она не слышит доводов разума и находит оправдание каждому проявлению невнимания. Даже если всем кроме тебя ясно, что нет шансов на взаимность, ты продолжаешь жить в мире, который придумала сама, продолжаешь любить человека, которому ты безразлична. Безразличие, равнодушие страшнее ненависти. К тебе относятся как к пустому месту, тебя не слышат и не замечают. А ты любишь его просто за то, что он есть, что этим солнечным днем ты видишь его улыбку, слышишь его смех. И, казалось бы, больше ничего не надо для счастья.

Обманчиво. Жить мечтами и отрываться от реальности. Но чем выше ты поднимешься, тем больнее будет падать. Я знаю, потому что эта история произошла со мной.

Кем я была? Девочкой, жизнь которой была связана с музыкой, которая три раза в неделю после школы шла с нотной тетрадью в руках в уютный класс играть на виолончели. Я садилась на стул, брала в руки смычок, чувствовала тепло дерева и просто вела по струнам. Честно скажу, получалось у меня тогда не очень - слишком мало занималась.

Но все перевернул один день. Тот день, когда я стала играть в ансамбле нашей музыкальной школы. Нас было семь, всего семь: два пианиста, два скрипача и три виолончелистки.

Кем был он? Светловолосым парнем, играющим на скрипке и душой компании. Он был человеком-солнцем, человеком-праздником, шутником и приколистом. Его присутствие поднимало всем настроение, его шутки часто приходились к месту и не к месту.

И я влюбилась. Как я могла не влюбиться в человека, в глазах которого всегда была веселая искорка, смех которого был настолько заразительным, что смеялись учительница и концертмейстер.

Его улыбка могла осветить самый хмурый понедельник.

Скрипка у него в руках не играла, а пела. И мне стало стыдно, просто стыдно, что я не так хорошо играю. Стыдно перед ним до глубины души. И я занималась, выматывая себя, разучивая мелодию, до боли прижимая струны пальцами. И жила от вторника к пятнице, от пятницы к вторнику только для того, чтобы хоть раз поймать его взгляд и улыбку. Бешеный ритм той жизни заставлял меня мчаться из школы в музыкальную школу, оттуда домой, а вечером опять туда. Я стала заниматься каждый день, по нескольку часов просиживала за инструментом. Даже не помню, когда у меня оставалось время, чтобы делать уроки. И поздно вечером я падала без сил, для того, чтобы завтра начался еще один безумный день.

А ночью мне снился он, Димка, который держал скрипку, как гитару и цинично усмехался, глядя на мои попытки играть лучше. Я пыталась выкладываться полностью, но только рвала струны. А он все усмехался, усмехался… Неприятно.

Странно, но он казался мне таким взрослым, хотя разница у нас была всего год. И я даже боялась подойти к нему, сказать что-то. Только здоровалась, глядя в пол. Я боялась, даже сама не знаю чего. Может, того, что он ответит мне. А сама каждый вечер перед сном думала: “Интересно, что он сейчас делает?” И в то же время уверяла себя: “Нет. Я не влюблена. Нет”.

Самообман. Слепая любовь. Надежда неизвестно на что. Я слишком много мечтала. И в один день эти мечты разбились о жестокую реальность. Раны уже затянулись, но шрамы остались. И я помню тот день, когда упустила последний шанс.

Холодный дождь стучал по зеленым листьям, по грязному асфальту. В конце апреля небо было серым, совсем как сейчас. Казалось, небо плачет, даже не просто плачет, а рыдает.

А мы ехали на автобусе в Новочеркасск на областной конкурс под песни чьего-то аккордеона, стояли в пробках. Где-то тоскливо выл ветер.

Наш ансамбль приехал в холодный ДК и стал греться с помощью обжигающего чая. Ждать пришлось очень долго, наверное, несколько часов, за которые мы совсем расслабились и успели спеть все песни под гитару, что знали. И он сидел рядом, дергая струны скрипки. Дождь за окном прекратился, но лучше от этого не стало. Изредка Дима выходил на улицу и лишь нервно курил. Смертельная скука и тоска была повсюду. Ожидание очень плохо влияет на игру.

И вот. Вдруг к нам подошла концертмейстер и сказала, что мы выходим на сцену через пять минут. Все тут же засуетились, стали вытаскивать инструменты из чехлов и поспешно настраивать.

Дальше все было как в тумане: темный зал, полный народа, стоящие очень близко микрофоны, яркий свет бьет прямо в глаза, не дает увидеть даже гриф виолончели. Раздается нервное вступление, и мы начинаем играть. Я не помню, куда ставила пальцы, но иногда получалось фальшиво. И не только у меня. Значит, ожидание все же сказалось на ансамбле.

Мне не понравилось, как мы играли. Да и остальным, кто играл в ансамбле, тоже. Я дотянула последнюю ноту и услышала, как Дима что-то недовольно буркнул себе под нос.

И тут мне показалось, что меня ударили собственной виолончелью по голове. Или пыльным мешком. В голове проносились мысли: “Я упустила последний шанс. Я больше никогда его не увижу. Никогда!” И это слово еще долго звенело в ушах.

“Никогда!”

“Больше никогда!”

Я почти не помню, как вышла из ДК, как доехала домой. Помню только, что это ощущение, будто ударили по голове виолончелью, не оставило меня. Я пришла домой и только тогда заметила, что лоб горит. Ртуть в градуснике поднялась до отметки 38.6.

“Никогда!”

Теперь в груди пустота. Черная дыра. Больше ничего нет. Кроме боли. И в тот вечер я лежала на диване, глядя в стену. И стена казалась зеркалом, где он сидит в той же позе, что и я, и пристально смотрит мне в глаза. Я отгоняла эти видения, отворачивалась, зная, что это от температуры.

Прошла неделя. Я почти забыла его, вылечилась от простуды и от безответной любви. Как? Да просто каждый день с утра до вечера смотрела музыкальные каналы, просто нажимала на кнопки пульта. Больше мне нечего было делать. В эту неделю наконец-то вышло солнце и согрело землю. Да и меня тоже.

Я думала, что никогда больше не увижу его. Но ошибалась. Нам было суждено встретиться еще один раз.

Это было выступление в конце учебного года, середина мая и цветущие каштаны. В тот день Дима снова улыбался, но я больше не ловила его улыбку, просто вылечилась от этой любви, как от болезни, как от простуды.

И мы все сыграли намного лучше, чем на конкурсе, намного лучше, чем когда-либо могли. И зал аплодировал ансамблю с поэтичным названием “Вдохновение”.

Он последний раз улыбнулся на прощанье всем нам и пошел своей дорогой. Я никогда больше не видела его. Теперь уже никогда.

Почему? Он окончил музыкальную школу, а мне оставался еще год. Все-таки, я рада, что Дима был в моей жизни, потому что я, наконец, научилась полностью выкладываться, играть чисто и эмоционально, так, что сдала экзамен на отлично. А еще я научилась любить. И поняла, что иногда мечтать все же вредно, надо действовать, а не ждать чего-то.

Теперь я вспоминаю ту мелодию скрипки, когда достаю из чехла свою родную виолончель и провожу смычком по струнам, а потом опять прячу. А где-то в бескрайних просторах компьютера хранится грустный рассказ под названием “Мелодия скрипки” о ностальгии, о музыке, о скрипке и, может быть, об ушедшей любви.